На вершине высокого холма

Ответ мы нашли в одном из последних интервью с директором завода, ныне покойным А.С. Маныловым. В знаниях по истории завода Александру Степановичу не было равных, потому мы полностью доверяемся его комментариям. Конечно, берём только фрагменты той давней беседы.

— Была такая зарубежная практика, особенно у американцев и англичан, при строительстве заводов с учётом профиля и особенностей производства использовать рельеф местности. Вот для нашего медеплавильного завода (строили его, заметьте, англичане) рельеф был выбран более чем удачный.

Построено предприятие на высоком берегу Таналычки: рядом протекает река, значит, можно создать водоём и иметь постоянно воду для производства, дымящие медеплавильные печи — внизу, и главное — возвышенность, на которой стояла труба. Её система пролегала ниже естественного уровня цехов, что обеспечивало хорошую тягу. При том уровне производства без хорошей тяги печи бы просто не смогли нагнать нужную для плавки металла температуру, а в цехах было бы не продохнуть. Со временем производство расширялось, прежняя труба нужной тяги не давала и, с учётом предыдущей практики, в 1936 году 20 века на месте старой строится новая труба из местного красного кирпича высотой 75 метров. Ошибись тут в расчётах в месте установки трубы, для обеспечения нужной тяги пришлось бы поднимать её ещё на 25-30 метров. А это и тогда, да и сейчас, очень большие траты. Строительство — всегда дорогое удовольствие. А здесь удачно выбранный рельеф намного сократил высоту трубы, значит, и немалые непроизводительные расходы. Видная издалека, «красная» труба усердно дымила до середины 70-х годов, была, можно сказать, визитной карточкой Баймака. Правда, дыма и чада в цехах литейки меньше не стало.

Вот вам несколько интересных фактов из истории нашего завода: в 1947 году на медьзавод приходит новый директор. Естественно, он пошёл осматривать своё хозяйство и был поражён условиями труда в литейном цехе. На всех мало-мальски приличных заводах подача руды в печи автоматизирована: где механическая тяга, где электровозы доставляют. Похоже, Баймакский медеплавильный был единственным предприятием на Урале, где руду доставляли на лошадях. Причина же объективная: с техникой и так было не густо, а с началом войны на фронт был отправлен весь транспорт завода, который назад не вернулся. Потому и появился здесь свой конный двор. Кстати, в моем рабочем блокноте есть следующая запись за 1956 год (я тогда работал начальником металлургического цеха медеплавильного завода): «Посещал конный двор, имеются 34 лошади, 27 рабочих, 16 саней. Надо бы ещё...».

Лошади работали в густом угарном дыму у печей и, надышавшись ядовитого газа, просто падали. Увидев такое, директор возмутился:

— Что вы с лошадьми делаете! Им плохо, они ведь молоко не пьют, как цеховые! Немедленно убрать из литейки лошадей!!

И появляется соответствующее распоряжение. Вместо животных у чадящих печей стали работать два каталя, были даже женщины. Вредность производства компенсировалась ежедневной бутылкой молока, хотя она навряд ли возмещала вред здоровью. Лошади тут не выдерживали, а человек должен отстоять смену. Вот в таком виде я и принял литейку. Находиться долгое время в цеху можно было только в противогазе, который летом противно прилипал к лицу, а зимой и примёрзнуть мог.

Конечно, со временем на завод пришли новые технологии, менялись условия производства и само производство. Необходимость в высокой трубе над литейным цехом отпала и её просто снесли.